Но стоит ли Татьяне убиваться?
Ведь, в сущности, любимая игрушка
Всегда останется в глубинах её сердца…

Маяковский:
Багровый и белый мяч в реку уронен.
А Таня стоит и рыдает растрёпанно.
Вот дура! Ведь мяч – он резинобрюхатосторонен,
И он не утонет в воде грязношлёпанной!

Лермонтов:
Печально я гляжу на нашу Таню…
Её грядущее и пусто и темно.
В теченье Терека роняет мячик,
И думает, что мячик поглотит оно…

Из русских стишков-страшилок:
Девочка Таня в Нил мяч уронила.
Случайно попала она в крокодила.
В красный мгновенно окрасился Нил –
Очень уж голоден был крокодил.

Саша Чёрный:
Идём, мы мимо речки и видим: стоит Таня. Наша. Плачет. У речки. У берега. А в воде какой-то мяч плавает. Река его болтает в разные стороны, а он то над водой, то под. Как поплавок. Пенопластовый. С которым на рыбалку ходят. А Таня плачет. Слёзы по лицу размазывает.
Спрашиваю, что плачешь? Говорит, мяч уронила. В речку. А речка грязная. Мутная такая. Успокаивать её стал, говрю, мяч не утонет. Он резиновый. Каучуковый. Не тонет в воде.
А она говорит, что ёй всё равно, утонет или нет. Она его всё равно достать не может. Намочится. Или утонет.
И дальше плакать стала. Громко. Вдрызг.

Эдгар Алан По:
В последнее время я охвачен сильнейшим, раздирающим меня волнением. В одном из русских пригородов произошло нечто столь неожиданное, столь несогласное с устоявшимися взглядами, что в скором времени, - я в этом нисколько не сомневаюсь, - будет потрясена вся Европа, всполошатся естествоиспытатели, а в среде уфологов начнется смятение, невиданное до сих пор.
Произошло следующее. Такого то числа такого-то месяца (я не могу точно вспомнить даты) огромная толпа собралась возле одной ничем, казалось бы, не примечательной речушки. День был теплый - совсем не по времени года, - без малейшего ветерка; и
благодушное настроение толпы ничем не омрачали мгновенные приступы дождя из
мелких облаков, в изобилии разбросанных по осеннему небу. Тем не менее около полудня в толпе почувствовалось легкое, но необычайное беспокойство. Спустя мгновение десять тысяч самокруток, словно по приказу, вывалились из десяти тысяч
обывательских ртов и продолжительный, громкий плач раскатился по округе.
Около берега стал проступать едва заметный силуэт. По-видимому, именно от силуэта и исходил этот раздирающий душу, нечеловеческий плач, я бы даже сказал, вопль. Толпа крепкоголовых обывателей могла только дивиться, ничего не понимая. Что же это такое? Что? Не в силах пошевелиться, люди продолжали всматриваться в одинокий силуэт на берегу.
Тем временем в силуэте стала проясняться некая фигура. Фигура, судя по всему, принадлежавшая, казалось бы… нет, это действительно была совсем молодая девушка. Девушка стояла лицом к реке и тянула руки к какому-то предмету, плавающему в воде. Особо внимательные могли рассмотреть, что этот предмет ни что иное, как детский резиновый мяч тёмно багрового цвета. Цвет мяча был весьма схож с цветом только что запёкшейся крови.
А девушка всё так же стояла и рыдала страшным плачем, от которого волосы становились дыбом…Затем она с криком прыгнула в реку и больше про неё ничего не известно.
Что делала девушка на берегу реки, зачем она тянула руки к багровому мячику, почему плакала – никто не знает. Да и вряд ли узнает, так как все, кто слышал в тот рыдания той девушки, умерли от внезапного разрыва сердца.

Владимир Жириновский:
«Вашей Тане» надо по харе давать за такое. Однозначно! По пять раз в день. Руки оторвать и по заднице кожаным ремнём отшлёпать, чтоб навсегда запомнила, что речку своим поганым мусором засорять нельзя!
Люди своим трудом очищают водоёмы, а какая то маленькая засранка кидает туда свои грязные мячи. Что за беспредел? У неё отец однозначно подонок, раз не умеет нормально объяснить родной дочке, что можно делать, а что нет. Стихи тут в их честь сочиняют…
Девочку ремнём по заднице, а отца на трое суток в колонию строгого режима, чтоб впредь думал, как правильно дочь воспитывать! Подонки…

Эдуард Лимонов:
Из окна. Стоит какая то возле речки и ноет. «А, стоишь уже, поблядушка! Уронила свой грязный ball в свою грязную лужу. И ноешь, сука…А вот мы тебя на хуй, на хуй! И тебя, и мяч твой!» - подумал вульгарно и радостно стало от сознания своей мужской силы, обаяния, рассвета и победы над недавними ужасами.

Бомарше:
Что же это такое, господа? В чём дело? Все потеряли голову, просто какой-то сумасшедший дом! Стоит девушка на берегу реки и плачет, а вся причина её плача лишь в каком то мяче! Да ведь не утонет же он, в самом деле. И вообще, зачем этот драгоценный мяч девушке вдруг так понадобился?

Эммануэль style:
Таня стояла на берегу реки и смотрела то на своё отражение. То на мяч, плавающий в реке. В воде отражались стройные сексуальные ноги девушки. Таня понимала, что река любуется ее ногами, ну и пусть - смешно было бы
натягивать на них юбку, да к тому же она была и не такая уж длинная. Да с
чего бы вдруг ей стыдиться своих колен? Ей, которая так любит выставлять их
из-под платья! Она знала, как волнующе выглядят ее коленки: загорелые, цвета
подрумяненного хлеба, с ямочками. Она сама смотрела на них и чувствовала,
что сейчас в этом рассеянном свете, в этом отражении медленно плывущей реки они кажутся более вызывающими, чем если бы она выходила в полночь из ванны под мощными лучами прожектора.
Представив себе это, она почувствовала, как кровь все сильнее стучит в ее венах и как
набухает кровью низ живота. И вот она смыкает веки и видит себя совершенно
нагой. Таня отдается соблазну этого нарцистического любованья, перед
которым, она уже знает, окажется беззащитна и на этот раз. Они приближаются,
минуты наслаждения в одиночестве: расслабляющая истома охватывает все ее
тело. Какие-то неясные желания пробуждаются в ней - это совсем не похоже на
то, что она испытывает, вытянувшись на нагретом жарким солнцем пляже.
Постепенно, по мере того, как ее губы становятся влажными, соски твердеют и
ноги напрягаются, готовые вздрогнуть от легчайшего прикосновения, в ее мозгу
возникают образы, бесформенные, неясные, но это именно они покрывают
испариной ее кожу и выгибают ее поясницу. Незаметно, но уверенно
подрагивания речных камышей передаются всему телу Тани, и она
содрогается в этом же ритме. Какая-то теплая волна поднимается по ее ногам,
раздвигает колени - именно там находится как бы центр всех этих непонятных
пока содроганий, - неумолимо заставляя трепетать ее бедра и всю ее дрожать,
как от озноба.
И вот смутные образы начинают приобретать очертания: губы прикасаются к
ее коже, какие-то неведомые отростки фаллической формы стремятся прижаться к
ней, трутся об нее, стараются проложить себе путь от колен выше и выше,
раздвинуть бедра, раскрыть расщелину раковины, проникнуть туда; с трудом, с
усилием, но им удается это. И вот эти неудержимые фаллосы уже там, один за
другим они движутся все дальше и глубже в Таню, насыщая ее своей плотью
и отдавая ей свои соки.

Кайкутов:
Детерминант социальных мотиваций, названный пассионарностью, объясняет многое в поведении Тани, но не даёт возможности предсказать базовые черты следующей исторической фазы, хотя при желании можно дать некоторые константы биосферы, детерминирующие развитие пассионарности. Эта сущность не соотнесена с реальными характеристиками психофизиологического индивида(имеется ввиду Таня), т.е. является несколько абстрагированной, искусственной в задаче историзма эволюции, эволюции движущих мотивов вполне конкретных людей в конкретных условиях.
Интроспективные факторы-детерминанты деятельности Тани включают в себя:
1) факторы, связанные с физиологическими отправлениями, как то: голод, сексуальные желания(во всех формах), иные инстинкты.
2) факторы, связанные со структурой психологического генотипа, совокупностью мотиваций и установок, как врождённых, так и приобретённых.
3)факторы, связанные с приобретёнными социально-этническими установками.