Как говорил Бродский, без поэзии мир превратился бы в скотный двор. Поэтому и на портале "Дыши, пиши, твори", естественно, отдельное место уделяется стихам.
Заборы – это прозрачные стёкла, за которые Можно смотреть. Не через них, а за. Но можно и перелезть, как некоторые Перелезли. Но это – новая смерть, новая старая жизнь. А лучше не выйти ростом, чтобы за эти заборы И не смотреть. Не искушаться Видом собственного отраженья В зоне чужого задохновенья, которое охраняется Вовсе не смертью, и даже не жизнью. Спящим господином М., следящим бездвижно За теми, кто глядит за заборы. Спящим господином М., болтающим сонно ногами, Упавшим во сне однажды. Зазаборы.
Жаль. Я не боюсь. Нет страха, Но всё равно порой немного в неизвестность, Когда ты жалишь, хоть тебе и жаль. Хоть вроде бы и не плевать, и плачешь, И зовёшь потом. Но несвоевременность - вечный водевиль, Где есть он, она и многие другие. И вроде бы боишься потерять, Но борешься со страхом. Стремишься доказать, что сможешь и одна. Пытаешься закрыться мягким женским знаком. Не надо. Это не моя вина.
Вот ёмкость, сосуд, его наполняют. Он наполняется, становится толще, полнее, Вмещает в себя. А потом выливает зачем-то, По чьему-нибудь злому приказу, Эгоистичному, как к банку спермы, Который можно наполнить при желании, получить удовлетворение и деньги, И тихую славу с любовью и надеждой В комплекте. Ну а после можно вылить.
Едва ли кто-то хорошо оценит, Едва ли кому-то понравится. Ведь всегда неприятно, когда наступают на ногу, Особенно когда не ботинком, а картофельными Кожурками и яичной скорлупой, особенно Когда не на ногу, а на серо-фиолетовые клетки, Которые все называют по-разному. Взмолись: «stop fuck my brain!», и никто Не послушает. Едва ли кто послушает.
Да – это четвёрка с буквой а, Но без буквы б. Это давность без добра, Кутузов с пластилиновыми зрачками. Да – аббревиатура, которую почему-то Опошлили и стали принимать за Совершенно противоположное слову нет, Как пингвина принимают за чёрно-белый флаг, Когда смотрят на него с высоты человеческого полёта. Лестница в землю.
Гаснуть можно лишь тем, кто горел Или тонул, а остальным суждено Разве что глиненеть, становится осадочной горной Породой, И повезёт ещё, если осадком Эльбруса или Джомолунгмы, А если Сопки Ключевской или Килиманджаро, (Что, в принципе, не совсем одно и то же) То многие предпочитают задохнуться, и, Натянув горло на вешалку, стать Собакой с вытянутым слюнявым языком, Собакой, которой так любил клясться Сократ. Он тоже пару раз гаснул.
Вагон вовсе не тот, за кого он Себя выдаёт. Он гораздо хитрее, чем тот, За кого он Себя выдаёт. А вагоновожатый Думал, что он водит вагоны, Но вагоны сами водят его Вокруг его носа, оборачивая щёки и зубы В мишурастую зелёную чешую, В которой нет и в помине никаких Зовов губ. И тогда вагоновожатый плачет. А вагоны смеются, потому что они Злые, ещё даже злее, чем мальчик, который Однажды убил воробья и испугался похоронить его. Или хотя бы сжеть. Воробья съела кошка. Больше не буду. Вагоны напоминают мне землю.
Бабочка – она вовсе не галстук, И не насекомое. Она просто ведомая кем-то куда-то Немыслящая несубстанция, А этот кто-то, между прочим, Больше всего в ней ценит эту самую Непосредственную детскость, и даже Глупость. Бабочка красивая.
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
